25 - 26 мая состоялась ежегодная встреча кредитных организаций с руководством Банка России. 

Предлагаем ознакомиться со стенограммой выступления Председателя Банка России Эльвиры Набиуллиной на данном мероприятии:

«Добрый день, уважаемые коллеги!

Очень рада всех видеть. Наша с вами встреча должна была состояться в начале марта по традиции. Но я думаю, это было очень благоразумно, что Анатолий Геннадьевич (Аксаков — Ред.) и Георгий Иванович (Лунтовский — Ред.) решили ее перенести. Потому что тогда мы бы обсуждали уже прошлые вопросы, проблемы, тенденции, которые во многом утратили смысл. Контуры нового мира, в котором нам предстоит работать, тогда еще совсем не определились.

Первые месяцы были по сути временем тактических решений: нужно было противодействовать первому шоку санкций. И наши меры направлены были на борьбу с теми проблемами, которые возникали, что называется, здесь и сейчас. В итоге нам удалось защитить финансовую стабильность, не допустить раскручивания инфляционной спирали. Но это, конечно же, не означает, что можно выдохнуть спокойно. Ровно наоборот. Экономика входит в период структурной трансформации и остро будет нуждаться в финансовых ресурсах. Одновременно и самим банкам в условиях санкций нужна поддержка: это и капитал, и время, и большая гибкость для определения новой по сути бизнес-модели.

И нам нужно определить новые параметры функционирования российской финансовой системы. Пересмотреть подходы к регулированию так, чтобы, с одной стороны, не давать накапливаться чрезмерным рискам, но чтобы банки могли продолжать кредитование, поддерживать структурную трансформацию экономики. Нам нужно будет выработать подходы к рекапитализации банков и борьбе с тем, что уже многие начали называть «санкционным арбитражем».

Время тактических решений заканчивается. Сейчас предстоит вырабатывать именно стратегические решения.

Но я начну с итогов прошедших месяцев и планов на ближайшее время. А вторую, основную часть своего выступления я посвящу тому, как нужно вырабатывать подходы по развитию банковского сектора на более долгосрочную перспективу.

Начнем с того, как мы справились в первые месяцы жизни под санкциями и с какими их последствиями мы столкнулись.

Первое — это отток средств граждан, который возник, когда начали вводиться первые масштабные санкции. В общей сложности за февраль — март вклады сократились почти на 1,3 трлн рублей. Чтобы смягчить ситуацию для банков, мы предоставили банкам значительный объем ликвидности — в пике это было 10 трлн рублей, ввели ограничения на снятие наличной валюты. И резко подняли ключевую ставку — это решение было направлено как на борьбу со скачком инфляции, так и на то, чтобы деньги люди возвращали в банковскую систему. Банки повысили ставки по вкладам, и деньги вернулись в банковскую систему. За апрель вклады выросли на 1,2 трлн рублей, то есть практически полностью перекрыли отток февраля — марта.

Кредитование. Неопределенность по поводу перспектив устойчивости корпоративных заемщиков, доходов граждан и резкое повышение ключевой ставки, конечно, привели к сжатию кредитования. В марте выдачи корпоративных кредитов сократились примерно на треть, в рознице росла только ипотека, да и то главным образом в рамках госпрограмм или ранее одобренных сделок. В апреле корпоративный кредитный портфель практически не изменился, ипотека, по предварительным данным, сократилась на 0,2%, но мы сейчас получаем от банков информацию, что заявки выросли в связи с уменьшением ставки, заявки растут. Необеспеченные потребительские кредиты сократились на 1,7%.

Почему я тоже называю эти цифры? Это показывает, что замедление кредита и даже признаки его некоторого снижения — они показывают, что денежно-кредитные условия в экономике жесткие. При этом продолжается заметное снижение инфляционных ожиданий и населения, и бизнеса. Мы это меряем, смотрим. Недельные темпы роста потребительских цен опустились практически до нуля. Соответственно, проинфляционные риски сейчас заметно снизились.

Конечно, наблюдаемая сейчас динамика цен в какой-то мере является оборотной стороной значительного «перелета» многих цен в марте. Вы помните, какой был темп роста цен в марте. Быстрое укрепление обменного курса также вносит значительный — может быть, временный, — но сейчас пока значительный дезинфляционный вклад.

Благодаря этим факторам инфляция снижается быстрее, чем мы предполагали. Это позволяет снизить ключевую ставку уже сегодня, и мы понимаем, что это не создает проинфляционных рисков. Мы допускаем возможность вот после сегодняшнего решения и дальнейшего снижения ключевой ставки на ближайших заседаниях Совета директоров. Конечно, мы понимаем, что внешние условия остаются пока неоднозначными, неопределенность изменений внешних условий высокая. И, на наш взгляд, нужно время — может быть, квартал, может быть, больше, — для того, чтобы оценить жесткость ограничений на стороне предложения, способность компаний восполнять запасы материалов и комплектующих, импорт которых сейчас осложнен. Без этого трудно вычленить устойчивые компоненты инфляции.

Тем не менее с учетом той политики, которую мы проводим, по нашему прогнозу, инфляция в 2023 году составит от 5 до 7% и в 2024 году вернется к цели 4%.

Что мы ожидаем на 2022 год в целом в части кредитования?

Банки традиционно в кризис ужесточают стандарты выдач потребительских кредитов, то есть ужесточаются не только ценовые, но и неценовые условия выдачи кредитов. Но с учетом смягчения ДКП мы не ожидаем падения в этом сегменте. По ипотеке, по нашей оценке, рост может быть в районе по году 10–15% на фоне расширения государственных программ поддержки ипотеки.

В корпоративном кредитовании можно ожидать некоторого оживления — до 5% по году с учетом снижения ключевой ставки и действия масштабных государственных программ кредитования системообразующих предприятий, других производственных компаний, в том числе под поручительства ВЭБ.РФ.

В будущем, конечно, вероятно ухудшение кредитного качества из-за ограничений для экономики и предприятий. Уже сейчас данные по реструктуризации кредитов — а мы отсматриваем динамику реструктуризации кредитов — показывают, что заемщики сталкиваются с трудностями при обслуживании кредитов. Ближайшие кварталы, конечно, здесь не будут простыми: пока экономика будет адаптироваться, будет сложно и компаниям, и гражданам. Но процесс структурной трансформации не будет бесконечным, и я уверена, что бизнес найдет новые возможности, что поддержит и доходы людей. Но это, что называется, не безусловный процесс — не тот случай, когда можно подождать и все само собой случится. Бизнесу нужна максимальная свобода и снижение всех возможных издержек. И реструктуризация кредитов, кредитные каникулы — это существенный ресурс для будущего восстановления экономики. Поэтому мы надеемся, что банки, как и в пандемию, когда проявили очень ответственный подход, будут стараться поддерживать своих заемщиков, потому что это в долгосрочных интересах как экономики, так и собственно банковского сектора. Разумеется, не бездумно, а здраво оценивая риски.

Последние данные по реструктурированным кредитам показывают, что розничный портфель пока чувствует себя лучше, чем корпоративный. Доля реструктуризаций в рознице за март и апрель составила всего 0,6%, что меньше, чем в первые месяцы пандемии. Но, конечно, ситуация может изменяться, будет зависеть от динамики безработицы, это нужно отслеживать, но вот на данный момент пока такая ситуация.

В корпоративном портфеле в целом по банковской системе реструктурировано 6% портфеля, однако почти половина реструктуризаций приходится на кредиты с переменными ставками (где было введено, вы помните, такое более щадящее плавание), которые реструктурировались в силу закона.

Еще одна значимая проблема для многих банков и других участников рынка — замороженные доходы по ценным бумагам, которые учитываются иностранными депозитариями. Статус этих средств продолжает оставаться неопределенным, поэтому какое-либо системное решение сейчас, наверно, было бы преждевременным. Идут переговоры с иностранными депозитариями. Но для снижения давления на капитал финансовых организаций мы дали возможность до конца года не формировать резервы по таким активам.

При этом очень важно предотвратить увеличение объема таких обездвиженных активов, учитывая, что ряд наших компаний, для которых внешнеэкономическая деятельность важна, они ее продолжают, и они продолжают платить по своим еврооблигациям, согласно эмиссионным документам (преимущественно в валюте). Каждое решение о такой выплате с использованием западной инфраструктуры рассматривается на Правительственной комиссии, взвешиваются все за и против. При этом, на наш взгляд, приоритетным является раздельное проведение выплат в пользу российских держателей еврооблигаций — через российского платежного агента, а в пользу держателей, чьи права учитываются в иностранной учетной системе, — через иностранного платежного агента. Иным альтернативным механизмом может быть досрочный выкуп еврооблигаций эмитентом за рубли через российскую рыночную инфраструктуру, как, например, сделал Минфин по своим еврооблигациям в апреле. Поэтому эта тема на постоянном мониторинге, но, действительно, здесь пока принимаются точечные решения с учетом этих подходов.

Далее о регуляторных послаблениях. В ответ на волатильность рынков, на те серьезные ограничения, с которыми столкнулись все банки, мы ввели беспрецедентный по масштабам пакет регуляторных послаблений. Мы заморозили в регуляторных целях курс, рейтинги, стоимость бумаг, а также дали отсрочку по созданию резервов. И одновременно мы распустили так называемые макропруденциальные буферы, которые были ранее накоплены, размером около 900 млрд рублей.

В общем, воспользовались по максимуму теми резервами и инструментами, которые есть в нашем распоряжении. Кстати, это показывает важность политики по накоплению буферов и ограничению рисков в периоды роста. Я об этом говорила во время пандемии, когда мы тоже распускали эти буферы. Контрциклическая политика, контрциклическая роль таких буферов — она, конечно, помогает сохранять стабильность и быстрее возвращаться к росту после таких больших шоков. И, на наш взгляд, несмотря на масштабы сегодняшнего кризиса, долгосрочно от такого принципа, от такой политики отходить нельзя.

Принятые меры и послабления позволили избежать резкого давления на пруденциальные нормативы, у банков остается возможность — мы это видим, мы так оцениваем — поддерживать заемщиков и поддерживать кредитование.

Для купирования риска распространения вторичных санкций мы также ограничили раскрытие кредитными организациями своей финансовой и другой чувствительной информации. Банки при этом продолжают предоставлять весь объем данных в Банк России. На надзор такое снижение прозрачности не влияет, и мне кажется, это очень важно, но в целом, конечно, банковский сектор не должен стать непонятным и непредсказуемым для стейкхолдеров. Поэтому такую меру тоже надо воспринимать не как новые правила навсегда, а как временные.

В предыдущие кризисы мы уже применяли такие регуляторные послабления, но мы старались достаточно жестко придерживаться намеченных сроков выхода из регуляторных послаблений. Сейчас тоже, конечно, вот эти послабления мы рассматриваем как временные, но будем более гибко подходить к вопросу об их отмене или продлении, потому что сохраняется и геополитическая неопределенность, и неопределенность относительно экономической ситуации — насколько трудной и насколько быстрой будет перестройка экономики.

Поэтому мы постоянно оцениваем возможности банков по возврату к обычному режиму регуляторных требований и тому, как это может сказаться на способности банков вести бизнес, поддерживать экономику.

И уже сейчас мы понимаем, что некоторые меры будут продлены на квартал или до конца года. Это касается, в частности, послабления по нормативам концентрации. Эти послабления нацелены на то, чтобы облегчить перевод кредитов от банков, попавших под санкции, другим кредитным организациям, а также в целом способствуют поддержанию кредитного портфеля.

Еще одна мера, которую мы планируем продлить, — это неприменение штрафов за превышение средней ставки по депозитам, так как банкам нужно сохранять гибкость и в управлении своими пассивами.

Мы также продлим послабления по валютной позиции для банков, попавших под санкции, так как они испытывают объективные сложности с управлением валютной позицией, им требуется дополнительное время для переструктурирования своих балансов. Но в целом, даже продлевая послабления по валютной позиции, мы тем не менее считаем, что необходимо и дальше придерживаться политики по девалютизации банковских балансов, которую мы проводили много лет. От нее нельзя отказываться. На фоне того перераспределения валютных депозитов по сектору, которое сейчас происходит, — мы это видим, многие банки были вынуждены повысить объем ликвидных валютных активов на своем балансе. Тем не менее, несмотря на действующие послабления по открытой валютной позиции, которые мы собираемся продлить, мы призываем банки все-таки стараться максимально ограничивать свою валютную позицию, чтобы не пострадать от волатильности курса. И, как я уже сказала, будем продолжать политику девалютизации. Так, недавно мы повысили значения ФОРов для валютных обязательств банков. Мне кажется, нам всем очень важно извлечь уроки из произошедшего и банкам предусматривать в своих кредитных договорах возможность получать платежи в погашение долга в иных валютах при невозможности из-за внешних ограничений проведения расчетов в валютах кредита. Просьба тоже на это обратить внимание.

И, может быть, совсем локальная, но важная социальная проблема — я обращу на нее внимание — это остатки валютной ипотеки, ее действительно уже совсем немного. Но вот сейчас самый подходящий момент, чтобы перевести в рубли оставшихся валютных заемщиков. Я тоже призываю вас на это обратить внимание.

По тем мерам, которые мы вводили до конца года. Мы сейчас изучаем, что надо делать с ними, как развивается ситуация в той или иной сфере, и мы объявим о том, будем ли мы их сохранять дольше, чем планировали, где-то в октябре — ноябре, чтобы у вас было несколько месяцев подготовиться к этим изменениям. И мы будем стараться дать рынку определенность по этому вопросу как можно раньше, но, конечно, многое зависит от развития ситуации, от того, как она будет меняться. К мерам, для которых мы оценим необходимость продления, относятся, например, возможность не соблюдать нормативы концентрации по требованиям к НКЦ/НРД из-за задержек в проведении платежей, фиксация валютного курса, цены рыночных активов и неприменение мер за снижение Базельских нормативов ликвидности. Вот это то, что сейчас находится в зоне нашего внимания, и мы осенью представим свое видение.

Ну и конечно, послабления по формированию резервов, которые, на наш взгляд, могут потребовать поэтапности выхода. Для этого потребуется оценка реализовавшихся и вероятных потерь, способности банков генерировать прибыль в обновленной бизнес-модели. Также будем учитывать, конечно, планы собственников, Правительства по рекапитализации там, где это будет необходимо.

И теперь о более, скажем так, долгосрочных задачах и подходах, которые нам надо выработать для их решения. О тех задачах, которые стоят перед экономикой, перед банковской системой.

Первое — капитал банковского сектора. Масштаб сегодняшнего кризиса, конечно, не может не отразиться на капитальной базе банков. Банкам может потребоваться докапитализация, об этом вчера уже говорили мои коллеги, а сейчас сказал и Анатолий Геннадьевич. Мы пока не можем подтвердить оценки, необходимые для капитализации, это требует еще посмотреть, какие риски будут реализовываться. Поэтому, на наш взгляд, преждевременно было бы сейчас называть какие-либо цифры. Речь идет и об объемах требуемой докапитализации, на наш взгляд, и, конечно, о подходах к капитализации. Есть проверенный подход, который реализовывался в предыдущие кризисы. Это так называемая «фискальная» докапитализация за счет внесения в капитал банков специальных выпусков ОФЗ. Но его может быть недостаточно ни с точки зрения равной доступности для банков (нам нужно обеспечить такую доступность), и самое важное — ни даже с точки зрения того, как этот капитал дополнительный может быть использован.

Мы хотели бы, чтобы докапитализация не была бы нейтральной, [чтобы — Ред.] она коррелировала с работой банков по перестроению своей бизнес-модели и перестроению балансов. Какому перестроению? На наш взгляд, капитал должен работать не только на закрытие текущих проблем, которые выявились, но и на будущую устойчивость и развитие, и вовлеченность банков в реализацию проектов, которые способствуют трансформации экономики. Потому что для нас это сейчас ключевая задача, чтобы финансовая система также работала на трансформацию экономики. Поэтому капитал, направляемый в банковскую систему, должен решать эту задачу. И ключевые трансформационные проекты здесь очень важны. Какие имеются в виду? По модернизации экономики (в том числе импортозамещению), по социальной поддержке (образования, занятости и доходов населения) и «зеленой» повестке в самом широком понимании. Для этого мы готовы после решения вопроса о докапитализации внести существенные элементы стимулирования в само банковское регулирование.

По трансформационным проектам мы готовы допускать больший уровень риска, и дополнительным плюсом будет, если Правительство будет готово помогать и поддерживать такого рода проекты. Но подходы к докапитализации, объемы мы должны будем в ближайшее время с вами активно обсуждать, выверяя и цифры, и подходы. Мы здесь открыты к диалогу.

Теперь о проблеме «санкционного арбитража».

По всей видимости, санкционные банки будут вынуждены больше сосредоточиться на внутренних рублевых операциях, прежде всего на кредитовании госсектора, санкционных предприятий, малого и среднего бизнеса, розничного бизнеса. Но при этом очень важно, чтобы банки, которые не попали под санкции, боясь вторичных санкций, не привели бы к тому, что у нас банковская система раздробилась на два изолированных сегмента. Нам этого нужно избежать. И чтобы не допустить этого, нужны будут специальные механизмы. На наш взгляд, могут быть созданы такие рыночные механизмы, которые будут перераспределять клиентов, риски и ресурсы между санкционными и несанкционными банками. Здесь будет нужен не только творческий подход, и мы видим здесь роль современных технологических решений, в частности более активное использование разных платформ — маркетплейсов. Но другие предложения, которые у вас возникнут, потому что многие банки с этим столкнулись — высказывают озабоченность по поводу такого дробления банковской системы, мы готовы обсуждать. На наш взгляд, это одна из приоритетных задач, чтобы у нас банковская система оставалась единой. И с Ассоциацией готовы обсудить, если такие предложения соберете.

Следующий вопрос — судьба маленьких банков.

Конечно, как и в любой кризис, возрастает уязвимость именно небольших банков. В этом сегменте, на наш взгляд, уже назрела давно необходимость пересмотра бизнес-моделей. Мы начали даже с вами обсуждать, когда обсуждали судьбу банков с базовой лицензией, идеи, перспективы и так далее. Но такой пересмотр был заторможен ковидом. А новый кризис начался очень быстро, и времени уже совсем не остается. Но задачу тоже нужно решать.

Мы понимаем, с какими многочисленными сложностями сталкиваются маленькие банки и как им тяжело снижать издержки. Не только издержки отчетности, которые для них еще более, наверное, сложные, но и все издержки на постоянное ведение банковской деятельности. И внешние платформенные решения, как, например, платформа KYC, мы ее специально разрабатывали, помогают снизить такие издержки, но не до того уровня, как мы видим, чтобы банкам было комфортно. Банки выступали, когда с Ассоциацией обсуждали, с предложениями, чтобы Банк России на себя забрал некоторые такие издержки, например IT-решения. Мы к этому очень сдержанно относимся. Первое — может быть аутсорсинг, на наш взгляд, если это объединение. Второе — понимаете, если переходить на то, что Центральный банк предлагает банковскому сектору основные, базовые инфраструктурные решения, то это означает усиление зависимости устойчивости банковской системы от ресурсов Банка России. По сути дела, это довольно бессмысленная ситуация, когда чтобы банк продолжал работать и кредитовать экономику, он будет нуждаться в постоянной подпитке от Банка России. Это такая иллюзия эффективности. Но, тем не менее, мы хотим расшить это узкое место, чтобы дать шанс небольшим банкам оставаться в конкурентном пуле.

Поэтому у нас сейчас обсуждаются предложения, хочу сказать, что мы готовы с вами их детально прорабатывать, предложения о создании банковских объединений без выкупа долей, но с взаимной ответственностью всех участников. Мои коллеги говорят, что похожая система зарекомендовала себя во многих странах. Изучали международный опыт. Идея в том, что небольшие банки присоединяются к более крупному, становясь его бизнес-партнерами, сохраняя свою независимость во всех ключевых банковских решениях, но смогут получать информационную, технологическую и экспертную поддержку. А наш фокус надзора при этом будет на консолидированном уровне, и для участников радикально сократится операционная и регулятивная нагрузка. Мы, со своей стороны, готовы создать необходимые юридические, регулятивные предпосылки, но, конечно, здесь требуются оценка целесообразности этого со стороны самих банков, ваш интерес, вовлечение, и просим давать свои предложения.

Далее, после этапа таких активных регуляторных послаблений, о котором я уже говорила, когда говорила, что из них нужно будет постепенно выходить, конечно, нужно понять, к чему мы придем, что будет нормой, нормальным регулированием. Здесь тоже должны произойти изменения. Вот и Анатолий Геннадьевич задавал, и Андрей Леонидович все время задает мне вопрос, когда мы отменим Базель? И я все время это слышу. Мы не планируем отказываться от Базельских стандартов полностью. Они действительно основаны на многолетнем опыте и практике регулирования в разных странах похожих банковских рисков — основа банковской деятельности везде в мире одинаковая. Ну, конечно, мы и раньше старались учитывать национальную специфику, но эта специфика у нас, скажем так мягко, еще больше возросла, поэтому мы будем подходить гораздо более гибко, будем учитывать национальную специфику. И, конечно, у нас, кроме Базельских стандартов, есть и значительная часть собственных регулятивных подходов. Это тоже требует пересмотра регулирования валютной позиции, настройки нормативов ликвидности, об этом тоже Анатолий Геннадьевич сейчас говорил. При этом мы будем проводить системную работу, по сути дела, можно назвать инвентаризацию банковского регулирования, и смотреть, что работает, что очень важно сохранить, что требует настройки и где-то существенных изменений. Такую работу будем проводить вместе с вами.

Как вы знаете, мы предлагали часть регулятивных новаций, которые не успели внедрить до ковида, как, например, работу по внедрению норматива крупных кредитных рисков, риск-чувствительного лимита, дифференцированных надбавок в зависимости от системной значимости, — эта работа нами была отложена. Тем не менее темы сами, на наш взгляд, сохраняют актуальность, они не ушли, проблемы есть, они никуда не ушли. Мы планируем к ним вернуться, к их обсуждению в следующем году с перспективой внедрения с 2024 года.

В отношении СЗКО, помните, мы хотели обязать все СЗКО перейти на продвинутые подходы. Мы по-прежнему считаем, что продвинутые подходы к оценке риска важны, то есть когда банк делает свои модели, основывается на своих данных, это позволяет самому банку лучше управлять своими рисками. Поэтому мы в принципе переход к ПВР поддерживаем, но понимаем, что сейчас у банков могут быть трудности с калибровкой моделей. Данные сильно изменились, вот такой шок, который произошел, и мы не будем в ближайший год от банков требовать перехода. Конечно, если банки сами хотят — а мы видим, что некоторые банки, несмотря на это, все равно хотят переходить, — то мы будем поддерживать этот переход, но заставлять не будем. Более того: рассматриваем послабления для банков, которые уже перешли на ПВР, которые позволят им в этот период по разным классам активов использовать финализированный подход. Здесь мы тоже готовы проявить гибкость.

Еще одна тема, тоже поднимал ее Анатолий Геннадьевич, говоря об отчетности, сколько отчетности нужно отправлять, но не связанная только с отчетностью. Тема тоже давняя, пока не решенная. Это большой объем издержек для банков, связанных с требованиями противолегализационного законодательства. Мы каждый раз ее обсуждаем с вами достаточно остро. Мы здесь хотим, не ослабив хватку там, где есть реальный риск преступлений, реальный риск отмывания, снизить нагрузку на банки и их клиентов, где это возможно. Особенно в период, когда происходит трансформация экономики, поиск разных логистических путей и так далее. Конечно, здесь нужно изменить подходы. Мы общаемся тесно с Росфинмониторингом, и Росфинмониторинг также понимает и разделяет озабоченность банков, понимает потребность экономики и банков в том, чтобы здесь совершенствовать подход. У нас совместное есть предложение, и мы с Росфинмониторингом обсудили направления, по которым противолегализационные требования могут быть оптимизированы.

Первое. Идентификация — это один из основополагающих институтов в целом противолегализационной схемы, но он сейчас требует от каждой финансовой организации — и банков, и не банков — собирать и проверять огромный объем информации о клиентах. Причем каждая организация это делает сама по себе, хотя данные одни и те же. То есть каждый банк, если клиент пришел, проводит ту же самую работу, собирая те же самые документы. Бизнес и люди носят одни и те же документы в разные места. Поэтому мы с Росфинмониторингом сейчас прорабатываем вопрос создания единого информационного ресурса для финансовых организаций, который будет содержать релевантные идентификационные данные. Наверное, это не супербыстро можно будет реализовать, но, на наш взгляд, такая единая информационная система позволит существенно снизить издержки на идентификацию.

Второе. Мы совместно с Росфинмониторингом проведем ревизию операций, которые подлежат обязательному контролю. На наш взгляд, по многим из них можно отказаться.

Третье. Речь идет о повышении пороговых сумм, с которых начинается обязательный контроль операций. Они были установлены очень давно и во многом уже теряют актуальность. Тем более они установлены в фиксированных суммах. Предлагается поднять с действующих 600 тыс. рублей как минимум до 1 млн рублей, а по недвижимости — с 3 млн рублей до 5 млн рублей.

Еще один серьезный источник издержек для банков и то, что требует особого внимания, еще раз хочу подчеркнуть, — это кибербезопасность. И цифровизация происходит, и в целом в связи с ситуацией риски выросли, при этом многие вендоры ушли с российского рынка. А мы обязаны обеспечить безопасность для клиентов. Поэтому издержки здесь, пока идет процесс импортозамещения, могут расти. И мы будем стараться смягчить эти проблемы. В частности, готовимся к созданию отраслевого центра компетенции по импортозамещению программного обеспечения на базе организаций кредитно-финансовой сферы, владеющих значимыми объектами критической информационной инфраструктуры.

Также сейчас проводим работу по реструктуризации нашей собственной, Банка России, операционной модели регулирования.

В частности, мы хотим пересмотреть механизм взаимодействия, регламенты работы с банковским сообществом. Вы говорите о том, сколько мы запросов посылаем, а нам надо будет тоже подсчитать, сколько запросов мы получаем. Мы их получаем тысячи ежемесячно, запросов от банков разных, они часто схожи — могут отличаться в формулировках и нюансах. Не хочу никого обидеть, иногда они действительно по делу, но иногда это просто попытка получить что-то в виде охранной грамоты — вот мы конкретно описали свою проблему и подстраховаться на случай надзора, даже когда по нормативной базе все известно, но вот по конкретному случаю. К сожалению, очень много таких запросов. Мы хотим от такой практики, которая, на наш взгляд, с большими издержками связана, вместо содержательной работы и анализа, она где-то даже бестолковая, если можно так назвать, хотим от нее постепенно отказаться. И мы предлагаем, конечно, повысить роль Ассоциации в агрегации и типологизации запросов. Потому что частные формулировки могут быть разные, но вопрос один и тот же. Больше такой разъяснительной работы с Ассоциацией и через Ассоциацию с банками. И, во-вторых, со своей стороны, мы понимаем, что когда такое большое количество запросов получить такую охранную грамоту — это показывает, что недостаток разъяснения. Мы это понимаем. Мы стараемся и к нормативно-правой базе подходить так, мы ее разъясняем. Готовы давать подробные публикации по регуляторным новациям, если хотите, гайдлайны для банков, которые будут доступны всем на сайте Банка России, чтобы здесь тоже упростить вам задачу. Наверное, это ключевые вопросы, которые я хотела затронуть. Их гораздо больше, и, переходя совсем к заключению, я хотела бы поблагодарить банки за ваши подходы в наши сложные периоды. Мы понимаем, что тоже надо было принимать оперативные решения, настраивать по ходу ваши бизнес-модели, оценку рисков. И главное за то, что бережно относитесь к клиентам. Это было продемонстрировано в пандемию, и мы видим это сейчас. Это очень важно для развития экономики, для стабильности финансового сектора. И собственно роль банковского сектора в трансформации нашей экономики сейчас будет очень велика. Я с этого начинала и хочу завершить — необходимы и кредитные ресурсы для предприятий реального сектора экономики, чтобы они выстраивали свои новые бизнес-модели, новую логистику, чтобы компенсировали потери доступа к внешним рынкам. Нужна будет поддержка заемщиков, которые сталкиваются с трудностями. И одно из направлений работы, очень важное, мы его ведем. Я на нем подробно не останавливалась, но оно очень важное, мы его ведем по многим странам — это переход и выстраивание систем расчетов в нацвалютах со странами-партнерами. Здесь тоже банкам надо будет перестраиваться, это то, что требует от нас жизнь. Это огромные и трудные задачи, от которых невозможно уклониться. И только действуя, принимая необходимые решения, мы можем надеяться на успешное преодоление кризиса. Я не сомневаюсь в том, что это нам удастся, не сомневаюсь в вашей готовности работать на будущее экономики, на вашу ответственность. Желаю вам успехов в вашем бизнесе!»