80 процентов банкротств кредитных организаций в России - криминальные

Минфин подготовил новый вариант законопроекта о введении уголовной ответственности за фальсификацию банковской отчетности. Максимальный размер штрафа для банкиров разработчики документа предложили поднять до одного миллиона рублей, а срок лишения свободы довести до четырех лет. В Агентстве по страхованию вкладов (АСВ), которое с 2007 года пытается привлечь внимание регуляторов к проблеме фальсификации банковских документов, наказание все равно считают недостаточно жестким. Однако признают, что лучше такие санкции, чем вообще никаких. Почему? Об этом в интервью "РГ" рассказал первый заместитель гендиректора АСВ Валерий Мирошников.

Уголовную ответственность за подделку банковской отчетности пытаются ввести уже не первый год. Почему не получается?

Валерий Мирошников: Высказывались разные опасения. В частности, что правоохранительные органы будут использовать подобную норму для решения каких-то своих задач. Скажем, человек просто ошибся, а его, пользуясь случаем, возьмут и посадят. В качестве другого аргумента звучало то, что в российском законодательстве уже предусмотрена уголовная ответственность за мошенничество, за хищение, за преднамеренное банкротство. Этих статьей УК достаточно для наказания недобросовестных банкиров, и незачем вводить еще одну.

Однако у нас на этот счет есть свои веские доводы. Существуют разные ситуации.

Например, когда фальсификация отчетности в банке имеет место, а реального хищения средств нет: владельцы банка наращивают капитал ненадлежащими активами, стремясь показать органам надзора, что у них все хорошо. Умысла похитить деньги у них нет. Есть желание скрыть реальное положение дел от регулятора и кредиторов, "нарисовав" красивую картину. Но впоследствии потери кредиторов будут реальные.

Поэтому уголовная ответственность за фальсификацию просто необходима. Пока ее нет, банкиры будут и дальше делать невинные глаза и оправдываться тем, что не знали, что подписывали. Я помню, знакомился с материалами дела экс-главы Внешагробанка (обанкротился в 2005 году. - Ред.) господина Букато, который на вопрос следователя, как он так запросто подписывал бумаги о выдаче заведомо "плохих" кредитов, разводил руками: "А я тут причем? Секретарь утром приносила документы, а я, не глядя, ставил визу. Ничего не знаю". Используя такие лазейки в законодательстве, люди пытаются уйти от ответственности. Поэтому мы надеемся, что уголовная статья за фальсификацию финансовой отчетности в нашем законодательстве все-таки появится.

И это действительно решит проблему?

Валерий Мирошников: Я думаю, это будет хорошая превентивная мера. Неотвратимость наказания, если ее, конечно, удастся обеспечить, заставит людей задуматься. Понятно, что речь идет о больших деньгах, которые можно украсть, фальсифицируя отчетность. Но мне кажется, что никакие деньги не стоят того, чтобы оказаться за решеткой. Законопроект, который подготовил минфин, нельзя назвать жестким. Но нам на нынешнем этапе нужен хотя бы такой вариант.

В других странах есть уголовная ответственность за подделку отчетности?

Валерий Мирошников: Да, и в этом контексте интересен американский опыт. В начале 2002 года в США случилось крупнейшее за всю историю корпоративное банкротство одной из ведущих энергетических корпораций "Энрон". Оказалось, что для успокоения инвесторов сотрудники компании подделывали отчетность, а помогала им в этом одна из аудиторских фирм "Артур Андерсен", которая, по логике, наоборот должна была предупредить инвесторов об опасности. "Неожиданное" банкротство обернулось большими потерями как для держателей акций, так и для работников корпорации, которые в итоге таких махинаций лишились пенсионных сбережений. Тогда как раз выяснилось, что никакой ответственности за подделку отчетности в США нет, и руководство "Энрона" за безобразия, которые они творили с финансовыми документами, даже нельзя привлечь к ответственности. Поэтому в Соединенных Штатах был спешно принят очень жесткий закон Сарбейнса - Оксли, который обязал публичные компании раскрывать дополнительную информацию о себе и подтверждать реальность данных, а заодно ввел серьезное наказание за фальсификацию вплоть до пожизненного лишения свободы. Потом были дискуссии о необходимости отменить этот закон, поскольку он ухудшает позиции американского рынка по сравнению с тем же европейским. И когда решение о его отмене уже фактически созрело, грянул кризис. Вот тогда закон снова пригодился. Один из самых громких случаев того времени - история финансиста Бернарда Мэдоффа, который за свою аферу получил 150 лет тюремного срока.

Мы очень часто при банкротстве банков сталкиваемся с фальсификацией отчетности. При этом никакой ответственности не наступает. Человек может нанести многомиллиардный ущерб кредиторам и спокойно, как, например, господин Пугачев (Сергей Пугачев - экс-глава обанкротившегося в ноябре 2010 года Межпромбанка. - Ред.), жить в Лондоне. Абсурдная ситуация.

Каков сегодня процент криминальных банкротств в российской банковской системе?

Валерий Мирошников: Примерно 80 процентов банкротств у нас носит явно криминальный характер.

Так всегда было?

Валерий Мирошников: В кризис был небольшой всплеск рыночных банкротств, когда банки гибли из-за стечения ряда факторов: неразумной финансовой политики в сочетании с плохой конъюнктурой на рынке. Самым ярким примером служит ситуация с пензенским банком "Тарханы", которым тогда владел некий господин Саакян. Для губернии банк был достаточно крупным, известным, вкладчики охотно несли туда деньги, и у его хозяина была одна проблема: как и где эти средства выгодно разместить. Он решил заняться бизнесом - строительством теплиц для выращивания роз. Причем в каких-то космических масштабах, потратив на этот проект 80 процентов активов банка. Настоящее безумие! Я своими глазами видел эти "плантации", уходящие до самого горизонта, где ничего не росло. Построить-то он успел, но грянул кризис и дальше дело не пошло. В силу социальной значимости для региона мы этот банк приняли на финансовое оздоровление, позже теплицы ушли с молотка. Вот опять же, украсть деньги клиентов он, может быть, и не хотел. Кто знает, если бы не кризис, возможно, он успешно развивал бы тепличный бизнес на розах. Но, возвращаясь к фальсификации отчетности, для сокрытия от органов надзора нарушений нормативов у него работала целая команда, которая "рисовала" липовые кредиты и подделывала отчетность.

Так что даже при рыночных банкротствах довольно часто встречаются факты подделки отчетности. Я бы сказал, что это массовое явление. И с этим, конечно, нужно бороться. Во-первых, введением уголовной ответственности должностных лиц за фальсификацию отчетности. Во-вторых, путем использования так называемого мотивированного суждения, которое позволило бы сделать надзор за банками более эффективным. Прежде всего со стороны Центробанка. Поясню, о чем идет речь.

Нередко органы надзора сталкиваются с ситуацией, когда формально к кредитной организации претензий быть не может, но некоторые обстоятельства не поддаются элементарным логическим рассуждениям. По-хорошему, требуется серьезная проверка. Помню, был страховой случай, когда отозвали лицензию у одного из московских банков. Его руководство рассказало нам историю о том, что около 60 процентов всех активов банка практически год лежали у них в виде наличных в кассе. А буквально перед отзывом у кредитной организации лицензии приехали какие-то люди, взломали кассу и "увезли" деньги. Формально придраться к их объяснениям нельзя. Но где логика? Ведь касса не генерирует прибыль. Так для чего держать там такую сумму, еще и целый год? Потом выяснилось, что таким образом хозяин банка скрывал "плохие" кредиты, только ради того, чтобы банк приняли в систему страхования вкладов. По документам в кассе были средства от погашенных заемщиками кредитов. На деле же никаких денег там вообще не было. Но в итоге банк все равно разорился.

Что стало с вашим предложением лишать "золотых парашютов" топ-менеджеров обанкротившихся банков?

Валерий Мирошников: Эту инициативу приняли в составе пакета поправок в законодательство о банкротстве. А появилась она после того, как нам пришлось столкнуться с несколькими вопиющими случаями, когда незадолго до отзыва лицензий руководство банков подписывало документы о назначении себе огромных выходных пособий - "золотых парашютов". И у нас не было никаких законных оснований этому воспрепятствовать. Нам приходилось выплачивать эти огромные деньги людям, которые фактически довели банк до банкротства, прежде чем мы рассчитаемся с кредиторами. В конце концов, удалось внести изменения в закон, которые на самом деле не лишают топ-менеджеров "золотых парашютов". Но выходные пособия им выплачивают в самую последнюю очередь. После расчетов со всеми кредиторами обанкротившегося банка.

Если брать 2012 год, какой объем активов был выведен из банков, которыми занималось АСВ?

Валерий Мирошников: В прошлом году мы тщательно проверили обстоятельства банкротства 29 банков. Объем причиненного ими ущерба составляет 117 миллиардов рублей. Правда, основная часть этих средств приходится на Межпромбанк. До кризиса 2008 года банкротились, как правило, относительно небольшие банки. После кризиса к нам поступили довольно крупные кредитные организации. Я назову те, которые больше всего нас сейчас беспокоят: Межпромбанк (хорошо, что там не было вкладов граждан), АМТ-банк (это самый крупный страховой случай в истории АСВ), "Холдинг-кредит", руководство которого похитило кредитные досье и электронную базу данных, и Витас Банк, где вообще было украдено все, что только можно.

Но больше всего нас начинает беспокоить другая проблема. Многие люди, убедившись в том, что система страхования вкладов действительно надежно работает, совсем перестают бояться за сохранность своих средств, размещенных в банках. Они спокойно открывают вклад на миллион - полтора миллиона рублей в надежде, что в случае чего им все вернут. Они как-то забывают, что государство гарантирует страховое возмещение в размере не больше 700 тысяч рублей. А взыскать деньги с банка-банкрота для выплаты остальной части вклада, если большая часть активов, как часто бывает, похищена, очень сложно. К примеру, в АМТ-банке оказалось пять тысяч вкладчиков, у которых сумма вклада превышала страховое возмещение. Раньше такого не было.

Действие закона о санации, то есть спасении проблемных банков, заканчивается в следующем году. АСВ настаивало на том, что его нужно сделать бессрочным. Какая сейчас позиция?

Валерий Мирошников: Дискуссии по этому поводу уже давно закончились. Все согласились с тем, что этот закон нужно сделать постоянно действующим. Нынешний закон о санации готовился в 2008 году в пожарном порядке. И надо сказать, он получился хорошо работающим. Однако там есть много лакун, которые стоило бы "закрыть". Чем мы сейчас и занимаемся. По плану срок предоставления законопроекта в ведомства - 1 ноября. Но думаю, мы к середине сентября уже завершим его подготовку.

Громкое дело

Что за история с французским замком Шато де Гаро, принадлежащим Сергею Пугачеву? Проходила информация, что АСВ добилось того, чтобы объект в уплату долга был выставлен на торги, но желающих купить не нашлось.

Валерий Мирошников: На торги выставлялся не сам замок, а права требования к фирме Snc Villacota 3, которая в свое время брала кредит в Межпромбанке и не вернула его. Чтобы взыскать этот кредит, наши юристы предприняли все необходимые меры и обнаружили, что на эту офшорную фирму, имеющую отношение к Сергею Пугачеву, во Франции оформлен замок.

Они направили во французский суд ходатайство об обеспечительных мерах в виде наложения ареста на этот объект. Соответствующее решение было принято. Но у нас пока нет официального решения французского суда об обращении взыскания на замок. Для этого судебные органы Франции должны легализовать российское решение о взыскании с Snc Villacota 3 долгов Межпромбанка. Мы надеемся, что заседание, на котором будет рассматриваться этот вопрос, состоится 1 ноября.

Откровенно говоря, права требования к фирме, которой принадлежит этот замок, в данных обстоятельствах мало кому интересны. Потенциальные покупатели из числа россиян были, но, узнав подробности, теряли интерес, поэтому их сняли с торгов. Нужно дождаться необходимых процессуальных решений, и тогда права требования можно снова выставлять на торги.

Хотя, по мнению наших юристов, потребуется еще как минимум год, чтобы довести дело до реальной продажи. Впрочем, никаких гарантий здесь нет. Противная сторона, судя по всему, не намерена так просто сдаваться.